Взяв левой рукой наконечник рапиры, он слегка согнул клинок.

— А сейчас, господа, мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь из вас отработал с доном Альваро действие, которое оказалось сложным для нас всех. — Он пожалел прыщавого юношу и указал на младшего Касорла: — Давайте-ка вы, дон Франсиско.

Юноша вышел вперед и надел маску. Как и остальные ученики, он был с головы до ног одет в белое.

— Готовьтесь.

Юноши крепко сжали рукоятки рапир и встали друг напротив друга.

— Начинайте.

Они подняли рапиры, приветствуя друг друга, и приняли классическую стойку: правая нога немного выставлена вперед, оба колена согнуты, левая рука отведена назад под прямым углом к вытянутой вперед правой.

— Не забывайте старое правило — с рапирой надо обращаться так, словно у вас в руке птица: держите ее достаточно мягко, чтобы не раздавить, и в то же время крепко, чтобы не дать ей улететь… В особенности это касается вас, дон Франсиско. У вас скверная привычка оставаться безоружным посреди поединка.

— Да, маэстро.

— Не будем терять времени. За дело, господа.

В зале послышался тихий звон рапир. Юный Касорла блестяще повел атаку; стремительный, ловкий, он двигался с легкостью перышка. Его противник, Альварито Саланова, парировал сдержанно: когда грозила опасность, делал шаг назад вместо того, чтобы проворно отскочить; упрямо оставался на месте, когда Касорла предлагал ему более активный бой. Вскоре их роли поменялись. Теперь нападал Саланова и, готовый отразить самую суровую атаку, явно терял терпение. Так, меняясь ролями, они продолжали поединок до тех пор, пока Пакито [24] Касорла не допустил серьезную ошибку, вынудившую его интенсивно защищаться после неудачного нападения. Издав торжествующий возглас, его противник с яростью бросился в атаку и дважды уколол Пакито в грудь.

Дон Хайме нахмурился и приостановил поединок, выставив свою рапиру между двумя юношами.

— Должен сделать вам замечание, господа, — сказал он строго. — Безусловно, фехтование — это искусство. Но нельзя забывать, что это еще и точная наука. Не важно, какое у вас оружие — боевая шпага или рапира с безопасным наконечником: беря его в руку, вы не имеете права относиться к вашим действиям как к забаве. Если вам взбрело в голову поиграть, для этого есть обруч, волчок или оловянные солдатики. Я понятно говорю, сеньор Саланова?

Юноша с готовностью кивнул. Его лицо все еще закрывала маска. Серые глаза маэстро смотрели на него сурово.

— Вы не удостоили меня удовольствия слышать ваш ответ, сеньор Саланова, — добавил он холодно. — Кроме того, я не привык беседовать с людьми, не видя их лица.

Юноша пробормотал извинение и снял маску; его щеки пылали словно мак. Он смущенно уставился в пол.

— Я спрашиваю: понятны ли вам мои слова?

— Да, сеньор.

— Не слышу ответа.

— Да, маэстро.

Дон Хайме окинул взглядом учеников. Юные лица смотрели на него напряженно и внимательно.

— Главное правило этого сложнейшего искусства, этой науки, которой я стараюсь вас обучить, можно передать одним-единственным словом: целесообразность…

Альварито Саланова поднял глаза и посмотрел на юного Касорлу; тот прочел в его взгляде с трудом сдерживаемую ярость. Разговаривая с учениками, дон Хайме опирался на поставленную наконечником в пол рапиру.

— Лучше избегать, — продолжал он, — бравады и дерзких подвигов, один из которых нам только что продемонстрировал дон Альваро; кстати, будь в руке у его противника боевая шпага, а не учебная рапира, такой подвиг мог бы обойтись ему очень дорого… Ваша цель — вывести противника из боя спокойно, быстро и целесообразно, с наименьшим риском с вашей стороны. Никогда не наносите два укола, если достаточно одного; второй может повлечь за собой опасные последствия. Никаких петушиных прыжков или чрезмерно элегантных атак: это отвлекает наше внимание от главной задачи — избежать гибели и, если это необходимо, убить противника. Фехтование — это прежде всего вещь практичная.

— А мой отец говорит, что польза фехтования только в том, что оно укрепляет здоровье, — вежливо возразил старший Касорла. — Англичане называют это словом «спорт».

Дон Хайме взглянул на своего ученика так, словно услышал откровенную ересь.

— Вероятно, у вашего отца есть повод, чтобы это утверждать. Но у меня иное мнение: фехтование — это нечто несоизмеримо более важное. Это точная наука, высшая математика; сумма определенных слагаемых неизменно приводит к одному и тому же результату: победе или поражению, жизни или смерти… Я здесь с вами не для того, чтобы вы занимались спортом; вы постигаете целостную систему и однажды, защищая отечество или собственную честь, сможете оценить ее в полной мере. Мне безразлично, каков человек: силен или слаб, элегантен или неряшлив, болен чахоткой или совершенно здоров… Важно другое: со шпагой или рапирой в руке он должен чувствовать превосходство над любым противником.

— Но ведь существует и огнестрельное оружие, маэстро, — робко возразил Манолито де Сото. — Пистолет, например: он намного серьезнее шпаги, и с ним у всех равные шансы. — Он почесал нос. — Это как демократия.

Дон Хайме нахмурился. Его глаза смотрели на юношу с бесконечным презрением.

— Пистолет не оружие, а уловка жалких трусов. Если один человек хочет убить другого, он обязан делать это лицом к лицу, а не издалека, будто жалкий разбойник. У холодного оружия есть этическое преимущество, которого недостает огнестрельному… Шпага, господа, это существо мистическое. Да-да, фехтование — мистика для благородных людей. Особенно в нынешние времена.

Пакито Касорла поднял руку. Он явно сомневался в словах дона Хайме.

— Маэстро, на прошлой неделе я прочел в «Просвещении» статью о фехтовании… Там говорилось, что современное оружие сделало это искусство совершенно ненужным. И что рапиры и шпаги отныне лишь музейные экспонаты…

Дон Хайме покачал головой. Как ему опостылели подобные рассуждения! Он посмотрел на свое отражение в зеркалах, развешанных на стенах: старый учитель в окружении последних верных учеников. Сколько они удержатся подле него?